В обществе
СССР к 1984 году. Советская тоталитарная система
15 ИЮНЯ 2022 г. ВЛАДИМИР ШЕСТАКОВ
"Взятие Зимнего дворца", Москва, ВДНХ, главный павильон. Автор: Павел Соколов-Скаля, 1939 год
Советский правозащитник Андрей Амальрик летом 1969 года случайно выбрал для названия своего критического эссе о советской системе 1984 год[1]. В реальной истории этот год действительно оказался рубежным, кануном перестройки, последовавшими за ней обвальным крахом социалистических институтов и распадом СССР. В отличие от 1913 года, ставшего символом наивысшего развития романовской империи, 1984 год — символ застоя и деградации империи советской, квинтэссенция несостоятельности идей и принципов, положенных в ее основу.
Правда, и сегодня вопросы о реальных возможностях и пороках советской системы соответственно о предпосылках системной трансформации конца ХХ века и причинах краха СССР являются предметом острых научных и политических дискуссий. Отечественные и зарубежные историки, политологи и экономисты, представляющие разные научные школы, по-разномуотвечают на эти вопросы. Явные и скрытые сторонники «социалистического выбора» склонны связывать кризис и крах социализма с роковым стечением обстоятельств, ошибками и «предательством» политических лидеров и не готовы идти дальше констатации очевидной потери динамизма советской системой к началу 1980-х годов. Для противников «коммунистической перспективы» крах социалистических институтов представляется вполне закономерным явлением. Тем не менее уже сегодня, несмотря на крайнюю политизацию вопроса исторической динамики советской системы и недостаточность исторической дистанции, можно объективно говорить как о природе советской системы, так и о механизмах ее развития и разрушения.
Советская система была создана большевиками в ответ на индустриальный вызов, с которым столкнулась Российская империя в ХIХ веке, на резко возросшее за годы Первой мировой войны и революции отставание России от развитых стран Запада. Как справедливо отметил Е. Т. Гайдар, «бабочка» советского социализма выпорхнула из государственного капитализма[2], из практики милитаризированной, прежде всего германской, экономики, из реальных тенденций развития индустриальных стран конца XIXвека. Именно милитаризация и монополизация экономики накануне и в годы Первой мировой войны стали основой для большевистских экспериментов, дали строительный материал для будущего здания советской тоталитарной системы.
Советский плакат. «Неразрывный союз рабочих и крестьян», неизвестный художник, 1920 г
Идеологией создания этой системы стал марксизм как учение о революционном преобразовании мира. Социалистическая идея в интерпретации большевистских вождей должна была мобилизовать народы России на небывалый рывок. Собственно, и сама марксистская теория основывалась на таких тенденциях в развитии экономики и общественной жизни ведущих индустриальных стран накануне империалистической войны, как концентрация производства и капитала, укрепление крупных монополий, позволявших им влиять на рыночные механизмы. Не случайно К. Маркс считал, что социалистический строй возникнет в наиболее развитых капиталистических странах, где капиталистическая система стала препятствовать развитию производительных сил, где созданы материальные условия для социализма. Россия в их число не входила, следовательно, социалистические преобразования в ней были изначально обречены.
Ленинская теория отошла от идей Маркса[3]. Регулирование производства, ограничение рынка, порожденные военной экономикой, экстраполировались лидерами большевиков без учета нараставшего влияния противодействовавших факторов, приводили их к мысли, что в итоге развития капитализма монополии сольются в одну государственную монополию, внутри нее жизнь будет организована без участия рынка, наподобие управления крупной фабрикой. Особенности индустриальной экономики тех лет, связанные с преобладанием в промышленности массового производства, «гигантов индустрии», диктовали и особую роль государства как единого координирующего центра. Советская социалистическая система по существу представляла собой реализацию идеи единой государственной монополии. Чтобы обратить ее на пользу всего народа, большевики в соответствии с ленинскими планами захватили власть и установили «диктатуру пролетариата».
Октябрьская революция «кровью смыла, штыком соскоблила с карты России тонкий культурно-западный слой. Вместо него на поверхность вышли мощные архаические пласты культуры, представленные маргиналами города и деревни»[4] с их утопической идеей социального реванша. В результате произошло небывалое в истории возрастание роли низов общества, которые парализовали силы, способные уберечь страну от революционного передела, сохранить основы цивилизации, частную собственность и рынок.
Не менее важна и другая грань этого вопроса. Как показывает исторический опыт СССР, тоталитарная система возникает прежде всего из общественной потребности в сильной власти. Именно в годы Первой мировой войны всеобъемлющий кризис власти в России получил мощное ускорение: центральная власть была бессильна, ее полномочия растаскивались по кусочкам. Октябрьский переворот 1917 года означал крах прежнего государства. Советы, взявшие власть в свои руки, были политически многоцветными, малоэффективными и поначалу представляли региональные (в том числе национальные) интересы. Резко возросла роль регионального управления, были сформированы правительства независимого Крыма, Криворожско-Донецкойреспублики и др. В итоге — полный паралич центральной власти, потеря управляемости на общегосударственном уровне.
Во время Гражданской войны (1918–1920 годы) вновь возникла потребность в сверхсильном государстве, были созданы чрезвычайные органы (ЧК, ревкомы, Совет труда и обороны и др.). Возродилась идея монархии, самодержавия, но в иной, советско-партийной форме. Власть опять стала вожделенной, обладание ею сразу меняло социальный статус человека в обществе. Сначала пистолет и кожаная куртка, дальше — больше. Тысячи безродных Шариковых устремились в органы власти, становились важными фигурами.
Вскоре после прихода к власти большевикистали создавать номенклатурную систему как специфическую профессионально-управленческую иерархию[5]. Сама по себе номенклатура — это всего лишь перечень наиболее важных должностей. Но в СССР в условиях крайней централизации партийно-государственного управления все назначения на руководящие должности производились сверху вниз, в номенклатуру включались работники, находившиеся на ключевых постах. Кандидатуры предварительно рассматривались, рекомендовались и утверждались партийным комитетом (райкомом, горкомом, обкомом партии и т. д.). И от работы они освобождались лишь с согласия тех, кто их назначил.
Осенью 1923 года этот термин появился в партийных документах, а вместе с ним и два списка номенклатурных должностей. Первый (номенклатура № 1) включал 4000 должностей, на которые назначения проводились только ЦК РКП(б). По второму списку (номенклатура № 2) ведомства сами назначали на должности, предварительно получив одобрение Учетно-распределительного отдела ЦК РКБ(б)[6]. Постоянный партийный контроль за выдвижением и назначением практически на все влиятельные посты и должности во всех сферах деятельности позволял обеспечить бесперебойное функционирование механизмов власти. Номенклатурный способ руководства окончательно сложился к концу 1930-х годов, а в дальнейшем лишь модернизировался[7]. Рожденная революцией новая властная элита, которую М. Джилас назвал новым правящим классом[8], постепенно превратилась в фактических собственников общественной собственности[9]. Построив господство на прежних принципах, хотя и в новом обличье, большевистская правящая верхушка заложила основы своего перерождения.
В общих чертах советская система была создана в 1918–1920 годах. Ее важнейшие институты сохранялись и в годы НЭПа, когда были включены некоторые рычаги самосохранения нации. Суть новой власти заключалась в соединении восточной деспотии (диктатуры) в политике, государственного монополизма в экономике и коммунистической идеологии, отрицавшей частную собственность[10]. В законченном и целостном виде советская система сложилась в 1929–1933 годах. К этому времени многомиллионные российские массы осознали сокровенный смысл революции как великого передела собственности, возможность обездоленным низам общества встать вровень с имущими слоями, безнаказанно завладеть их домами, имуществом, фабриками и заводами[11].
Идея тотального уничтожения частной собственности обрела многомиллионную поддержку, которой не было у большевиков в годы «военного коммунизма». С делегитимизации в сознании общества частной собственности влияние бюрократического государства распространилось и на такие сферы традиционно частной жизни, как культура, религия, семья, количество детей в ней, проведение свободного времени. Авторитарный политический режим приобрел черты тоталитарного[12].
В политической сфере окончательно закрепилась монополия марксистской идеологии, однопартийность. В системе государственной власти при сохранении формальных атрибутов народовластия фактически были ликвидированы демократия, реальные политические механизмы демократического избрания и переизбрания руководящих органов государства, создана система тотального государственного террора, для устранения реальных и потенциальных противников системы фабриковались фальсифицированные политические процессы.
В социальной сфере, вопреки официальным декларациям, нарастали социальные различия. При наличии привилегированных групп, имевших значительные статусные и материальные преимущества, не легализованные в законах, уровень жизни основной массы населения оставался крайне низким. В сфере национальных отношений возрождался великодержавный шовинизм, ограничивались права национальных меньшинств и национальных республик, депортировались целые народы. В духовной сфере были ликвидированы культурный плюрализм, свобода научного и художественного творчества.
Социалистическая модель развития экономики формировалась на базе модели импортозамещающей индустриализации, путем перераспределения ресурсов из аграрной в промышленную сферу, при доминирующей роли государства в мобилизации национальных сбережений, их распределении и использовании[13]. Тоталитарный политический контроль позволял власти в 1930–1940-е годы решать многие принципиальные вопросы экономического развития, прежде всего снять ограничения на объем финансовых ресурсов, мобилизуемых государством для накопления. Предельно высокая, долгосрочно устойчивая норма национальных сбережений позволила обеспечить индустриальный рывок, резко повысить темпы экономического роста[14].
Под флагом форсированной индустриализации происходили широкомасштабная перестройка промышленности, создание «гигантов индустрии», милитаризация экономики и абсолютизация развития тяжелой промышленности. В сельском хозяйстве было ликвидированы крестьянские хозяйства, крестьянство как класс, созданы коллективные и государственные хозяйства (колхозы и совхозы). В итоге была создана структура народного хозяйства с чрезмерным упором на производство средств производства при недостаточном и слабом развитии легкой и пищевой промышленности, сельского хозяйства, сферы услуг и производства предметов потребления.
В 1950–1970-е годы произошла эволюция политического режима — от личной диктатуры Сталина, основанной на массовом терроре, к олигархическому правлению. Но серьезных изменений, усложнения устройства общественной жизни не произошло, потому что появился новый источник ресурсов — колоссальные месторождения нефти и газа в Западной Сибири. Менялисьполитические лидеры, составы правительств, корректировались отдельные институты власти, но ведущие ценности, способы принятия решений, механизм смены лидеров и другие отправления власти советской системы сохранялись в прежнем качестве.
К началу 1980-х годов в советской системепод воздействием накопившихся проблем, прежде всего в связи с исчерпанием возможностей традиционной модели социалистического роста, произошли более или менее значительные перемены в политической структуре, идеологии, распределении прав собственности[15].
Автор - Шестаков Владимир Алексеевич,
доктор исторических наук, ученый секретарь Института российской истории РАН
.