17 июля я объявил в «ЕЖе» и на своей странице в фейсбуке о сборе средств для осужденного в Кромах поэта и учителя Александра Бывшева. Хочу обратиться ко всем, кто принял участие в этом деле. Общими усилиями за десять прошедших дней нам удалось собрать внушительную сумму. Какую именно, говорить не буду, Александр, если сочтет нужным, сам скажет. Отмечу лишь, что цифра шестизначная. Еще я не буду благодарить вас за пожертвования. Я такой же участник этой акции, как и все остальные, только вклад у меня немного в другой форме. А то получится, как на демократических митингах, когда ораторы поднимаются на сцену и благодарят собравшихся за то, что те сюда пришли, и за то, что «нас теперь здесь так много». Будто все пришли сюда именно к ним, ораторам, чтобы сделать им приятное и получить от них благодарность!

Всю неделю официальная пропаганда просто заходилась в истерике по поводу назначения Маши Гайдар заместителем губернатора Одесской области. При этом штатные кликуши совсем не заботились о логике. Сначала кричали о страшном предательстве, сравнивали с Власовым и Красновым (стало быть, то ли Порошенко, то ли Саакашвили приравниваются к Гитлеру). То есть явно подразумевали, что Гайдар может передать вышеупомянутым врагам России нечто ценное, например, свой опыт работы в Кировской области. Однако вскоре заголосили про то, что ничего-то Гайдар делать не умеет и неизбежно принесет вред вражеской Украине. Тогда, казалось бы, следовало радоваться, а не проклинать перебежчицу, которая на самом деле является нашим секретным оружием.

Эта история только что приключилась с Николаем Сванидзе. Но вместо того, чтобы рассказать ее вам, он позвонил мне. Говорит: это твой жанр... О, да. Короче, дело было так. На Пушкинской площади к Сванидзе подошел черный человек. Их там было двое, черных. Один стоял на цоколе, а другой подошел к Сванидзе. Тот, который на цоколе, был бронзовый и молчал, а второй был живой и говорящий, хотя и очень плохо. Что не удивительно — как минимум потому, что он был не только черный, но и обдолбанный в дупель.

Коротко, но очень трогательно написал Алексей Навальный про племянника Стёпу. Маленький Стёпа с мамой приехал к папе Олегу в колонию на длительное свидание. И, увидав вокруг решетки и клетки, решил, что они пришли в зоопарк. И тут же захотел увидеть бегемота. Но вместо бегемота будет папа… И я подумал про себя коротко: ну, не суки они, а? Мальчик маленький без отца растет. Потому что папу просто так в держат в клетке, как бегемота. Пока папа выйдет, мальчишка здорово подрастет. И Олег эти очень важные годы взросления сына упустит. А сын будет делать очень важные шаги в такой большой и интересной жизни без папы.

Если попытаться выработать линию несогласия — нет, конечно, не с ГОПом как с нетипичным представителем, а скорее с российской политологией вообще, — то она, в основном, относится к заключенной там философии… бездействия. Или, сказать по-другому, философии сожительства со злом, но так, чтобы не потерять самоуважения. Один молодой политолог мне даже написал в фейсбуке, что в темные времена он предпочел бы оставаться Швейком. То есть не Гашеком, мерзнувшим в окопах и огребшим неприятности по полной программе за сотрудничество за большевиками, а неуязвимым хитрым дурачком, на которого заземляется негатив эпохи. Но что меня по-настоящему во всем этом бесит, так это манера «вопрос России» постоянно превращать в лабиринт со множеством зеркал, из которого нет выхода для «комиссованного по слабоумию» Швейка. 

Московская организация КПРФ неожиданно заявила, что не будет сдавать в Избирком подписные листы за проведение общегородского референдума о восстановлении памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади. Коммунисты объявили, что не видят смысла тратить деньги городского бюджета на плебисцит, в ходе которого будет задан только один вопрос. Напомним, что первоначально КПРФ выносила на референдум также вопросы о состоянии образования и здравоохранения в столице. Но эти вопросы были отвергнуты московскими властями. Остается загадкой, почему в этих условиях коммунисты все же взялись собирать подписи.

Я сейчас в Вильнюсе, веду семинар для белорусских журналистов — оппозиционных, как вы догадываетесь. И вот, после всех разговоров, поделил я их на две команды и объявил предвыборную кампанию в Датском шекспировском королевстве! Слева — представители законной власти (с темным прошлым и сомнительной легитимностью), справа — «золотые перья» со стороны непрошенного племянника, претендента на престол. Дал двадцать минут на написание предвыборных текстов. Результат превзошел все ожидания. До текстов не дошло даже.

Холодное, дождливое лето притушило культурную жизнь внутри церковной ограды. В отсутствие помпезных государственно-конфессиональных мероприятий она практически выпала из зоны внимания СМИ, хотя некоторые события представляют определенный общественный интерес. К ним можно отнести прошедшую в середине июля на Соловках конференцию, посвященную узникам бывших соловецких лагерей. Помимо исследователей в ней приняли участие родственники тех, кто сидел в СЛОНе (так кратко назывался Соловецкий лагерь особого назначения, который впоследствии был переименован в УСЛОН, а затем в ИТЛ).

Всю минувшую неделю Россия прожила без главных генераторов лжи и ненависти, без всех этих соловьевых-киселевых-толстых-гордонов и их челяди в виде живущих в телевизоре «политиков» и «экспертов». Обещали не отравлять мозги до сентября. Наивно было бы ожидать, что это существенно оздоровит общественную атмосферу в России. Во-первых, потому что уровень интоксикации настолько высок, что даже двухмесячная пауза ничего бы не исправила. А во-вторых, никакой паузы нет и не будет. Поскольку, пока главные телелжецы отдыхают, вторые номера очень стараются поддерживать планку лжи и ненависти на уровне, заданном мэтрами.

После последнего текста об образовании как приоритете приоритетов я уже предвижу критические стрелы, выпускаемые в мой адрес: мол, обещал я говорить о том, что мы можем сделать сами, где государство нам не особо и нужно, а свернул на государственную политику в сфере образования. Не могу согласиться с такими обвинениями в существенной части. И вот почему: я говорил не о школьном государственном образовании, вернее, не только и не столько о нем. Уже конец ХХ века достаточно наглядно показал, что то, чему мы учились в школе, то, что считалось бесспорным в нашем детстве, только за время нашей активной жизни успевало по несколько раз устареть, а зачастую – оказаться просто неверным.