КОММЕНТАРИИ
В обществе

В обществеОлег Сенцов и Леонид Плющ: исторические параллели

17 СЕНТЯБРЯ 2018 г. ПАВЕЛ ПРОЦЕНКО

АР/TASS

Уже несколько дней, как в Париже у стен российского посольства проходит бессрочная коллективная голодовка французских интеллектуалов в поддержку Олега Сенцова, узника тюрьмы «Белый медведь» в Лабытнанги, в русском Заполярье. Там украинский режиссер четвертый месяц держит голодовку с требованием освободить всех украинцев, брошенных в российские тюрьмы по политическим мотивам. На судьбе самого Олега уже три года висит тавром приговор военного суда за якобы участие в подготовке к терактам в аннексированном Крыму.

Многочисленные протесты по всему свободному миру, обращения к Путину президента Франции Эмманюэля Макрона, ОБСЕ, Госдепартамента США и многих других людей и инстанций остались без ответа.

Сам Путин публично подчеркивал, ссылаясь на приговор Северо-Кавказского окружного военного суда, что Сенцов – особо опасный государственный преступник.

В СССР, правопреемником которого выступает Российская Федерация, в недавнем прошлом масса людей была осуждена по тяжким обвинениям, за которыми стояли пытки, оговоры, неправые суды. Многие выдающиеся писатели, ученые, военные были признаны советскими шемякинскими судами «фашистами», «террористами», «контрреволюционерами», готовившими страшные преступления против партии и государства. Впоследствии, часто посмертно, они были оправданы. Имея за плечами такое тяжкое наследие, президент РФ ведет себя как праведник, которому незачем рыться в темном прошлом. С ним он, видимо, распрощался год назад, открыв в Москве «Стену скорби» на проспекте Сахарова.

Чем объясняется подобное бесчувствие? Аналогии с историей из недавнего прошлого помогают понять происходящее.

В январе 1972 года в Киеве КГБ арестовал математика Леонида Плюща (1938-2015). Он принадлежал к поколению «оттепели», поверившему в возможность «социализма с человеческим лицом» и требовавшему развития демократических процессов в стране. В 1969 г. вступил в Инициативную группу по защите прав человека в СССР. Именно за участие в ее деятельности подвергся аресту по обвинению в антисоветской агитации с целью подрыва существующего строя. Доказательства его вины оказались столь ничтожны, что украинский КГБ решил сплавить его в психиатрический застенок. С помощью служителей «карательной медицины» в московском Институте судебной психиатрии им. Сербского его признали невменяемым.



С июля 1973-го Плюща стали «лечить» в Днепропетровской специальной психиатрической больнице. Его жена, Татьяна Житникова, приехав на свидание, обнаружила мужа в полусознательном состоянии и с трудом разговаривающего. Это был результат уколов галоперидолом, инсулином и трифтазином. Два с половиной года Житникова, несмотря на запугивание, билась за своего супруга, обращаясь в различные советские и международные инстанции. В дело вступила замечательная московская правозащитник Татьяна Ходорович (1921-2015), также член Инициативной группы. Она написала книгу «История болезни Леонида Плюща», изданную в 1974 году в Амстердаме, а также ряд статей, раскрывающих античеловеческую подоплеку преследования и медленного убивания Плюща.

Через год был создан Международный комитет ученых-математиков. Особенно активным стало его отделение в Париже. Его представители смогли приехать в Киев и неожиданно посетить республиканское Министерство внутренних дел. Мне довелось слышать рассказ сопровождавшего их киевлянина о том, как подполковник Ващенко, начальник медицинского отдела министерства, юлил и хитрил при вынужденном разговоре с французскими математиками. Его помощники просто отказывались называть свои имена:

– У меня нет фамилии, – сказал один из них, – я просто выполняю инструкции.

Кафкианская бесчеловечность в истории с киевским математиком поразила французов, в Париже состоялись многотысячные митинги протеста возле советского посольства. Среди участников были известные члены ЦК компартии Франции, с письмом к кремлевскому Политбюро обратился Жорж Марше, генсек ФКП.

Дружеские отношения с Францией представлялись тогда важными для московского начальства. В январе 1976 года Плющ был доставлен на пограничную станцию Чоп и передан своей семье (до последнего – по дороге из Днепропетровска – его продолжали «лечить» уколами). В Австрии, куда затем он прибыл, его освидетельствовали западные психиатры и признали психически здоровым.

Татьяна Ходорович стала тем человеком, которому удалось раскрыть для сторонних людей в благополучных западных странах опасность столь изуверского отношения к человеку, проявившемуся в истории с Леонидом Плющом. Тогда Татьяна Сергеевна сформулировала, на что рассчитывали советские палачи, демонстративно замучивая киевского математика. «Главное, – писала она в одной из своих статей, – обыденность. Если Запад привыкнет “шуметь”, не добиваясь никаких практических результатов, то он… шуметь со временем перестанет». А внутри СССР власти стремятся создать вокруг преследуемого за убеждения «мертвую зону, выжженную землю, абсолютную человеческую пустоту…» В тишине подобной пустыни «человек должен привыкнуть к безысходности».

В случае с Плющом эти расчеты советских вождей оказались посрамленными.

Важным было то, что внутри страны нашлись люди, осознавшие свою ответственность за судьбу Леонида. Важно и то, что такие люди нашлись и в свободном мире.

Сработало и желание кремлевских старцев укрепить советское влияние во Франции.

Франция по-прежнему важна для их молодых преемников. Но за прошедшие десятилетия Москва получила невиданный дотоле доступ к западному политическому и экономическому пространству. Причем получила за просто так, безоговорочно, словно в подарок. В центре Парижа нынче возносится огромный русский «духовно-культурный центр», как символ нового влияния и значения РФ в судьбах Западной Европы. Поэтому Путин не склонен внимать просьбам президента Эмманюэля Макрона о Сенцове. Во всяком случае, очевидно, что он решил на них не реагировать. Если Европа поднимает руки и сдается по всем фронтам, то зачем слушать ее руководителей?

В то же время Путин всячески подчеркивает, что российское общество полностью и безоговорочно находится в его воле.

Расслабленность Запада и бессилие русского общества усугубляют положение.

В начале июня я послал телеграмму на имя президента, в которой обратился к нему как к православному христианину с просьбой освободить Олега Сенцова. В двух ответах – из администрации Путина и от и.о. начальника управления исполнения приговоров и специального учета ФСИН РФ – сообщалось, что «осужденный вправе обратиться с ходатайством о помиловании».

Этот ответ говорит об одном: российским гражданам даны лишь права рабов. Нет силы евангельских заповедей для вождей в Кремле, нет для них призывов христианства к милосердию, есть только абсолютное право утверждать себя.

Что ж, каждому дается по его вере.

Усилия по освобождению украинского режиссера не должны заглохнуть, равнодушие не должно воцариться в мире, потому что тогда этот мир станет безжизненной пустыней.

 

 



Фото: France, Paris. 17.09.2018. Christophe Ena/AP/TASS

Версия для печати