В июле центр церковной жизни России переместился на родину Ленина, в Ульяновск, и это факт. Поводом послужил небывалый публичный протест верующих: около сотни прихожан выступили против решения Священного синода РПЦ о назначении Казанского митрополита Анастасия главной Симбирской митрополии (которая административно-территориально совпадает с Ульяновской областью). Когда архиерей шел, прикрывая лицо иконой, к Спасо-Вознесенскому храму, ему вслед неслось «Анаксиос!», что значит — «недостоин». Недостоин, как считают люди, потому что в конце 2013 года в Казанской духовной семинарии, которую тогда возглавлял Анастасий, разразился скандал: семинаристы пожаловались на сексуальные домогательства со стороны руководства учебного заведения, жалобы рассмотрела комиссия из патриархии, руководство семинарии сменили, а вот теперь, спустя полтора года, Анастасия с благодарностями за служение перевели в Ульяновск.

Стоит ли либеральной интеллигенции влезать в симбирский конфликт, задается вопросом автор «ЕЖа» Борис Колымагин. Можно поставить вопрос и шире: стоит ли вообще мирянам, светской власти и светским СМИ влезать в гей-скандал, случившийся в Казанской семинарии и перекинувшийся на территорию Симбирской митрополии? И можно ли считать этот скандал внутрицерковным?

Принцип Подберезовикова

Известные персонажи Милонов и Мизулина обличают геев «в миру», ссылаясь на традиционные ценности, к которым относят и православие. Открыто заявлять о нетрадиционной ориентации в России сегодня небезопасно для жизни, но, получается, если геи находятся внутри церкви, то в этом уже нет противоречия традиционным ценностям. Это чистой воды лицемерие, причем прежде всего со стороны патриархии, чья позиция в том конфликте оказалась половинчатой: события в семинарии расследовали, но ходу дела не дали, виноватых нет. Как говорится, бог с ними, с геями в семинарии, само по себе это не преступление, но вот факт сексуальных домогательств уже точно выходит за пределы сферы церковно-этической и попадает в сферу Уголовного кодекса. Однако до кодекса дело не дошло, потому что на церковную почву перенесено чисто светское номенклатурное правило: не выносить сор из избы. Как говорил следователь Подберезовиков в фильме «Берегись автомобиля», «это нога — у того, у кого надо нога» (в данном случае вместо «ноги» следовало бы подставить другую часть тела).

Ульяновский случай обнажает проблему, которая гораздо шире и глубже, чем пресловутый гей-скандал, и в этом смысле неожиданное «анаксиос» — событие не локального, а российского и даже общехристианского масштаба. Дьякон Андрей Кураев в телефонном интервью сформулировал это так: «Ситуация обнажает фундаментальнейший вопрос, который есть в жизни церкви, и уже не первое столетие, — это тотальная узурпация власти епископатом, узкой группой людей, когда и народ, и духовенство лишены какого бы то ни было участия в своих собственных судьбах. Вообще говоря, еще в начале XIX века люди сами выбирали священников, в сельских приходах — это точно, а потом его епископ проверял, рукополагал. В древности избирали и епископов. Сегодня утвердилась такая странная практика, когда духовных отцов тебе назначают. Приезжает какой-то человек, который ни дня не жил в регионе, рукоположенный тоже в каком-то далеком городе, и заявляет: “Здрасьте, я ваш духовный отец”». (Добавим, что и губернаторов назначают точно так же, как митрополитов: человек ни дня не жил в регионе, «рукоположен» в Администрации президента, он приезжает и говорит: «Здрасьте, я ваш политический лидер».)

А если так, то совестливый человек из числа духовенства и прихожан, чувствующий себя уязвленным — ложью, умолчанием, лицемерием, — не может молчать и начинает кричать «анаксиос». Но прежде сверяется с церковными канонами и находит там пункт, который говорит, что архипастырь, чье имя запятнано дурными слухами или серьезными обвинениями, должен в течение года очистить свое имя или уйти в отставку, дабы сохранить честь матери-церкви. И в Ульяновске находятся два таких священника, которые просят передать Анастасию их просьбу — поступить в соответствие с каноном, даже если он «спящий» и веками не применялся. Но руководство на контакт с ними не идет, наоборот, им передают слова патриарха:«Если до завтрашнего дня конфликт не будет улажен, Анастасий в любом случае будет здесь, а ты пойдешь под запрет…» Единство церкви в данном случае пытаются обеспечить административным давлением и замалчиванием проблемы, а это, как говорит один из «несогласных», протоиерей Иоанн Косых, есть лжеединство, не имеющее никакого отношения к христианской любви.

Такое ощущение, что в поток российской церковной жизни брошен огромный булыжник, который течению приходится огибать, отчего берега подмывает водой и они начинают осыпаться. Истоки ульяновской драмы стоит искать в том двусмысленном и опасном положении, которое официальная РПЦ занимала при советской власти. После революции 1917 года — призыв Ленина вешать попов, воинствующие безбожники, массовое разрушение храмов. С началом войны, когда перед лицом врага понадобилась консолидация общества не на классовой, а на более глубокой национальной основе, появилось сталинское обращение «братья и сестры» и наступило послабление для РПЦ. Потом на новом витке богоборчества — «научный атеизм», погоны спецслужбистов под рясами и — партбилет на стол, если покрестил ребенка. Вместе с перестройкой происходит реабилитация церкви и сближение ее с государством: священники стали избираться делегатами Съезда СССР и членами Верховного Совета, церкви начали возвращать имущество и здания, продолжается восстановление и строительство храмов при финансовой поддержке государства. Все пришло к тому, что сегодня православие стало почти государственной религией: религиозные праздники — красный день светского календаря, общенациональная ТВ-трансляция рождественских и пасхальных служб, крестящиеся на камеру президент и премьер, насаждение «Основ православной культуры» в средних школах, кафедра теологии в ведущих инженерно-физических институтах, разгром выставки «Осторожно, религия!», посадка певиц из Pussy Riot, запрет «Тангейзера» и многое другое.

«Церковь вернулась в жизнь российского общества в конце 80-х решением КПСС и дальше развивалась в духе этого решения, — считает ульяновский художник-иконописец Виталий Борисов. — Стоит ли удивляться, что мы понятия не имеем о том, что такое подлинная церковная жизнь. Люди, десятилетиями путающие соборность с конформизмом и поклонение Богу — с идолопоклонством церковной организации, неизбежно будут спотыкаться, пытаясь идти по дороге христианской свободы. Мы ведь как в последние годы рассуждали? “Православное учение всесильно, потому что оно верно”. Вот и пришли к тому, что перед лицом настоящих христианских проблем оказались неопытны и беспомощны, как слепые котята».

По ком звонит «анаксиос»

Второе измерение этой проблемы имеет отношение к взаимодействию церкви и общества или, конкретнее, церкви и государства, которые, как ни крути, все это время, даже во времена СССР, шли параллельными курсами, в одни периоды максимально отдаляясь друг от друга, в другие сближаясь. Как ни парадоксально, но дистанция между церковью и государством, соблюдавшаяся в годы советской власти благодаря конституционному принципу их отделения друг от друга, сработала на авторитет церкви, обеспечив ее целостность в глазах истинно верующих. Сегодня мы наблюдаем период не просто сближения церкви и государства, а их взаимопроникновение, взаимовлияние, прорастание друг в друга. Они заимствуют друг у друга систему ценностей, управления, риторику, внешние атрибуты. Позицию Кураева, наверное, можно критиковать, но в наблюдательности ему не откажешь: «У нас на удивление похожи патриархи и президенты. Полусонный Брежнев — и такой же был Пимен. Ельцин, который был готов раздавать столько суверенитета, сколько сможете унести — и такой же Алексий II, говоривший: “Я ни из кого не буду делать мученика”. У Путина главная забота — «вертикаль власти», и Кирилл ту же вертикаль втыкает в тело церкви».

Нас долго убеждали, что дедовщина проникает в армию из общества, потому что армия — его срез. Церковь — тоже своеобразный срез общества, как и армия (у них даже принципы управления похожи). В этом смысле каждая паства имеет такого клирика, которого она заслуживает. Неудивительно, что патриарх Кирилл копирует все замашки Путина — и дворец в Крыму, и усиленная госохрана, и перекрытие трасс во время движения патриаршего кортежа. «Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком. Однажды я шел Арбатом. Бог ехал в пяти машинах», — писал Борис Слуцкий про Сталина. «Бог ехал в пяти машинах» — это и о Путине, и о Кирилле. Они и пируют вместе по случаю 1000-летия смерти (!) князя Владимира.

Вряд ли патриарх Кирилл даже чисто символически омоет ноги нищему: он человек, озабоченный нанопылью в квартире, где даже не живет. Классовое расслоение в обществе и в церкви идет параллельно. И ситуация в Ульяновске, по мнению Кураева, это «местный выплеск общей боли» от того, что в церкви нарастает классовая напряженность: «За 25 лет церковная элита явила множество образцов упоения своей роскошью и властью. Епископы рассматривают обычных тружеников-священников как орудие своей финансовой добычи. Священники в глазах епископов — это бесправные крепостные».

И светская, и церковная власть в России сегодня действуют по одному шаблону: они не советуются с народом (паствой), предпочитая замалчивать проблемы и фальсифицировать единство. Неудивительно, что филолог Андрей Десницкий наблюдает исход порядочных интеллигентных людей из церкви, потому что там «все чаще говорят на языке идеологических директив или “чисто бизнеса”, не обращая особого внимания на людей, если они не способны поделиться с иерархами политической властью или большими деньгами».

На видеоролике, запечатлевшем суровую встречу митрополита Анастасия ульяновскими прихожанами, слышно, как кто-то за кадром говорит: «Долго не усидит ваш батюшка». Подумалось, что это было сказано не только про митрополита. И что «анаксиос» кричали не только ему.

Ульяновск

Фото ТАСС