
С людьми случается всякое. С обычными, как правило, в течение жизни. С теми, к кому прикован общественный интерес, порой и после смерти. Люди выдающиеся, неординарные, известные всегда под пристальным вниманием прессы. Нам про них важно знать все. В первую очередь, естественно, подноготную профессионального успеха. Успеху этому способствовали личные качества или счастливчику благоволила судьба? Еще всегда интересно понять, как публичный человек взаимодействует с миром. Что ему удалось от него взять и чем с ним поделиться. Вклад, конечно, самое важное. По нему, собственно, и оцениваем. Если человек много дал окружающим, его помнят не только родные и близкие.
На протяжении всей истории человечества люди без устали друг друга изучают, оценивают, сравнивают. Чужие судьбы, успехи и неудачи примеряют к себе, перенимают опыт. Нам друг про друга все очень интересно…




Я не был поклонником творчества Жанны Фриске, но это сейчас абсолютно неважно. Молодая женщина, только-только родившая ребеночка – она должна была еще жить и жить. На радость родным, на радость тем, кому ее творчество, наоборот, было близко. Что такое 40 лет! Всё еще впереди… Жанна умерла, но я, сочувствуя и соболезнуя ее близким, вспомнил, какую невероятную, даже ожесточенную дискуссию вызвала чуть больше года назад акция Первого канала и Русфонда, которые собирали деньги на ее лечение. Сколько было злобы, ненависти, зависти(!) к фактически смертельно больному человеку. С обычными присказками, мол, помогли бы лучше бедным, слишком много внимания этой попсе, эти звезды – миллионеры, вот пускай сами и платят.

Так у детей бывает. Просят, просят какую-нибудь игрушку или пирожок, а как только купишь — уже не надо. Перехотел. Но Зепп Блаттер не ребенок — 79 лет уже. И в детство он за четыре дня внезапно впасть тоже не мог. Но вот перехотел. Признаться, аналогов подобному событию найти не могу ни в политике, ни в спорте. Чтобы с удовольствием выиграть выборы, всем улыбаться, делать заявления из разряда, мол, я в ФИФА работаю недавно и планов у меня громадье — а через четыре дня уйти… Перед выборами Блаттер сказал: если я сейчас уйду, значит, признаю вину. Получается, признал?




Выдержал короткий спор со своим гуманитарным другом. Он киношник и иногда мыслит, исходя из высокого. «Ну, нельзя, — говорит, — так делать, как сделал Касьянов. Я все понимаю. И то, что персоны из его списка совсем не журналисты. И то, что ведут они интенсивную деструктивную работу на ниве оболванивания масс. Но ехать со списком в Госдеп США и жаловаться — это тоже недопустимо. Почему? Потому что тем самым вы опровергаете собственный лозунг свободы слова. Свобода слова должна быть абсолютной». «Даже если вышеназванные персонажи являются ее абсолютными владельцами и распорядителями на родине?» — переспрашиваю я. «Даже если это так», — отвечает мой кинематографист, которому последние десять лет не дали снять ни одного фильма, даром что он лауреат и прочее, и прочее… Очевидно, что это его мнение восходит к знаменитому вольтеровскому «Ваше мнение мне глубоко враждебно, но я отдам жизнь за ваше право его высказать…».

В 60-70-е годы мы все уже знали «ну очень смешных» Горина и Арканова — авторов клуба «12 стульев» в «Литературной газете», успешных драматургов (вспомним хотя бы «Свадьбу на всю Европу» и «Маленькие комедии большого дома»). Парадокс состоял в том, что их никак не принимали в члены Союза писателей: без вышедшей книги ты не мог стать полноправным литератором, а книги все не было и не было — то ли очередь из членов Союза в издательствах, то ли опасения литературных чиновников насчет необходимости тиражирования острой сатиры. Но, поскольку сия коллизия становилась все более неприличной, в конце концов их приняли без книги в виде исключения — знаменитая горинская «Хочу харчо» и аркановская «Рукописи не возвращаются» вышли гораздо позже.